Главная Публикации Неизбежный распад кремлевской реальности

Неизбежный распад кремлевской реальности

Какие изменения претерпела «картина мира» Кремля за время войны? Как эти изменения противоречат (и противоречат ли) друг другу? И почему они способны «разбудить» российское общество?

Leon Neal | Credit: Getty Images

24-го февраля президент России Владимир Путин в своей эвфемистической манере объявил о вторжении на территорию Украины — суверенного государства — и обозначил громкие, не подкрепленные фактами «стремления», среди которых — «демилитаризация и денацификация Украины», «предание суду тех, кто совершил многочисленные кровавые преступления против мирных жителей». Были в речи В. Путина слова и о том, что «в наши планы не входит оккупация украинских территорий». Прошедшие восемь месяцев породили много вопросов, а основополагающие «стремления» и вовсе исчезли из политической повестки — в чем заключаются противоречия в кремлевской реальности и к чему это может привести?

В диссеминации кремлевской «картины мира» краеугольную роль играют государственные, а следовательно подконтрольные (а следовательно и пропагандистские) медиаканалы, находящиеся под курированием Алексея Громова — первого заместителя руководителя АП. Они транслируют события в предписанном властью и выгодном для власти ключе, лишены независимого и беспристрастного анализа, самостоятельной интерпретации происходящего и самостоятельности как таковой. О масштабе их деятельности говорит то, чем они занимаются, — конструированием по инструкции, а вернее методичкам, заведомо ангажированной политической реальности.

Эта «реальность» зачастую воспринимается как данность, как единственно верная ре-презентация событий. Будучи насыщенной идеологемами, подменой понятий (хлопки вместо взрывов, удар о дом вместо крушения и т. д.) и безальтернативной трактовкой событий, эта «реальность» может показаться широкой аудитории незыблемой, непоколебимой, нерушимой. Впрочем, широкой, но отнюдь не всей. Достоверных данных получить, увы, не представляется возможным из-за отсутствия условий для объективных социологических опросов на территории России, однако, очевидно, что диалога между двумя сторонами — противниками войны в Украине и поддерживающими «специальную военную операцию» — нет. Больше — споров и разборок, приводящих к тому, о чем повествует фильм Андрея Лошака «Разрыв связи».

Однако, чем дольше продолжается российская агрессия в Украине, тем все более и более хрупкой становится кремлевская «нерушимая реальность», «швы» (а порой и «дыры») которой обнажаются с каждым новым противоречивым решением, будь то военным или политическим, властных элит. Какие изменения претерпела «картина мира» Кремля за время войны? Как эти изменения противоречат (противоречат ли) друг другу? И почему они способны «разбудить» российское общество?

Природа социальной и политической реальности

Конструирование реальности является центром переплетения множества дисциплин — философии, истории, медиа, психологии, политической науки и др. Из-за такой междисциплинарности в вопросе создания реальности — картины мира — остается довольно много серых зон, которые зачастую эксплуатируются заинтересованными сторонами и прочно входят в логику рядовых граждан (не видел — не верю, правду никто не знает, у каждого своя правда и так далее). К сожалению, на данный момент нет единого, принятого всеми областями научного исследования аппарата подходов для изучения природы реальности, который бы смог структурировано и организовано не только отразить сам процесс создания этой реальности, но и осветить аспекты и тенденции ее усвоения целевой аудиторией.

Несмотря на это, в медиаконтексте существуют сложившиеся и принятые теории о том, что из себя представляет реальность (из книги MediaMaking: Mass Media in a Popular Culture, 2006, стр. 200-201):

Во-первых, реальность воспринимается как некая совокупность материальных фактов — то, что человек видит, слышит, воспринимает, а также способен объяснить и выразить с помощью языка, будучи понятым другими. Все это во многом определяется культурой — своеобразным кодом, предопределенным местом рождения, средой, воспитанием и иными обстоятельствами.

Во-вторых, вопрос реальности раскрывается в аллегории Платона о пещере. Прикованные и лишенные света узники воспринимают любые отражения на стене в качестве реальности, хотя, на самом деле, воспринимаемое ими — иллюзия (о чем они и не подозревают). Тем самым раскрывается идея о том, что наш чувственный мир (внешний мир) — это иллюзия, за которой скрывается сама реальность. Однако, чтобы понять реальность — необходимо знать о причинно-следственных связях между чувственным миром и основополагающей реальностью. Без этого знания остается лишь иллюзия.

Третий концепт реальности рассматривает реальность исключительно как изобретение человека, которое может быть создано, разрушено и воссоздано снова. В этом подходе реальность должна быть создана, чтобы нести смысл (понятный для целевой аудитории).

Как раз-таки третья теория в медиаобласти является объектом пристального внимания и углубленного изучения, поскольку именно медиаканалы транслируют социальные и политические реальности посредством ре-презентации исходных материалов.

Естественно, когда весь медиааппарат функционирует как едино настроенный передатчик информации, то речи о других реальностях не может и быть. В таком случае параллель между узниками мифа Платона, прикованных к стене и лишенных света, и широкой аудиторией, прикованной к телевизору и лишенной альтернативы (из-за отсутствия критического мышления, навыков факт-чекинга, затрудннего доступа к информации и иных причин), выглядит крайне уместной.

При этом кремлевский «мир теней» далек от своей нерушимости и незыблемости. Он весьма хрупок в том смысле, что несет в себе крайне много фундаментальных и структурных противоречий, скрыть которые так отчаянно и настойчиво пытаются пропагандисты, безропотно следующие полученным методичкам. О чем именно идет речь?

Что не так с «кремлевским миром»?

Политические документы, выступления и интервью властных элит России, включая нынешнего президента РФ, уже стали частью истории, которая вполне поддается анализу в режиме реального времени.

Начнем с ключевых «стремлений», упомянутых В. Путином в его речи от 24-го февраля 22-го года, среди которых — такие понятия, разлетевшиеся по всем государственным каналам СМИ, как «демилитаризация» и «денацификация» Украины. Хватило всего нескольких месяцев, чтобы начать распространять новые «стремления». Впрочем, парадокс заключается в том, что так называемая «демилитаризация» Украины привела лишь к усилению ее оборонительного потенциала и подачи заявки на вступление в альянс НАТО. Кроме того, результатом российской агрессии стало присоединение к альянсу НАТО до этого нейтральных государств Швеции и Финляндии.

Что же до «денацификации», то термин сейчас уже не находится в активном словарном запасе ни у высших политических слоев, ни у пропагандистов. К тому же, статьи, вышедшие на BBC News Русская служба и Meduza, с историями участников боевых действий на стороне российских войск повествуют о человеческом переосмыслении происходящего, в том числе и по отношению к «денацификации» Украины.

По мере развития событий медиафокус государственных СМИ, особенно в дни, когда «денацификация» теряла актуальность (из-за беспочвенности подобного обвинения и отсутствия предметных доказательств), перемещался на внутреннюю борьбу с «национал-предателями». Их список оказался внушительным, начиная, казалось бы, с самых отдаленных от политики — звезд отечественной эстрады. Шагом дальнейшей эскалации стал нарратив «экономической борьбы», развязанной Западом против России в ответ на «специальную военною операцию». «Экономическая борьба» вскоре сменилась «экономической войной» против России, а после медиаповестка дошла и до масштабов противостояния с коллективным Западом, который и развязал войну в Украине, по словам В. Путина. Этому В. Путин, заметим, уделил 24-го февраля более половины своего обращения!

Если проанализировать первое упоминание об Украине, то мы его найдем даже не в середине выступления, а несколько ниже! То есть в день вторжения в Украину В. Путин посвятил недобрую половину своей речи не объяснению агрессии против Украины, а историческому дискурсу и противостоянию с Западом. Сравните: слово «Украина» и производные от него использованы в тексте 19 раз, «НАТО» — 9 (+ дважды «североатлантический альянс»), «США» — 11 (+ единожды — «американские»), «Запад» и его производные — 8. Была ли речь посвящена вторжению в Украину?

Среди иных промахов кремлевской реальности — биологические лаборатории, которые, по словам российской стороны, предназначались для распространения биологического оружия на территории России. История имела недолговечный эффект, вызвала волну негодования со стороны экспертов, а доказательства, которые «были собраны» российской стороной, так и остались у нее. Спустя 8 месяцев появились параллели из той же области: сначала российская сторона начала активно распространять версию о готовящемся использовании «грязной бомбы» украинской армией, а после постоянный представитель РФ в ООН Василий Небензя выступил со своей речью, посвященной «боевым комарам». Основной аргумент политика заключался в том, что в США был выдан патент для распространения зараженных комаров с помощью беспилотников. Однако никаких подтверждений о существовании подобной правительственной программы в США со стороны Василия Небензя не последовало. К слову, патент действительно был выдан, что придает истории некий комический характер, если учесть какие еще патенты были выданы изобретателю беспилотника с «боевыми комарами» (подробнее в статье-разборе «Проверено.Медиа»).

Уже несколько раз Россия вела речь, как заметили коллеги из Meduza, и о «жестах доброй воли». Подобных «жестов доброй воли» уже собралось три, причем один из них преподнесен собственным гражданам (после объявления о «частичной мобилизации»). А первый был связан с военными столкновениями вокруг Киева и Чернигова, которые завершились отступлением российских войск, но были преподнесены аудитории как отвод ВС РФ «для создания благоприятных условий для переговоров».

Еще один отвод российской армии, преподнесенный как «манёвр», касается отступления из ранее аннексированного Херсона. Кремлевские официальные СМИ сначала следовали официальным трактовкам в вопросе сдачи города (ВС РФ думают «о жизни каждого российского военного»), а после «перегруппировки» российских вооруженных сил и возвращения Украиной Херсона взялись распространять новости об украинских фильтрационных лагерях, при этом не проявляя никакого энтузиазма в освещении фильтрационных лагерей для украинцев в России, а также судеб российских военных, отказавшихся воевать.

Еще одна из самых очевидных трещин «кремлевской реальности», о которой поведал В. Путин все в том же своем обращении, — кроется в аннексии украинских территорий. Хотя в самой речи есть утверждение о том, что «в наши планы не входит оккупация украинских территорий» и что «мы никому и ничего не собираемся навязывать силой», объективные факты свидетельствуют обратное: Вооруженные силы РФ сначала вторглись на территорию Украины, а затем в спешном порядке осенью аннексировали часть её земель.

Данные несостыковки настолько существенны и фундаментальны, что их едва ли можно объяснить изменениями в развитии боевых действий. Кроме того, из активного обихода в риторике высших слоев исчезла фраза: «Все задачи спецоперации > будут выполнены». Подобное могло бы подразумевать под собой тот факт, что Кремль не совсем понимает, что является задачей, а что «стремлением». Прояснить ситуацию взялся в своей валдайской речи сам Путин, еще раз напомнивший аудитории, зачем Россия вторглась в Украину: «Я изначально говорил, что самое главное — это помощь Донбассу. Если бы мы действовали иначе, мы бы не смогли с двух сторон вокруг Донбасса разместить наши вооруженные силы». «Помощь Донбассу»? А как же «демилитаризация»? «Денацификация»?

Почему кремлевская реальность обречена?

Помимо весьма ясных и понятных причин, как, например, неизбежное падение любой из диктатур, существуют научно-ориентированные процессы, свойственные любому обществу, погруженному в высокотехнологичный мир 21-го века. Так, социальный психолог Арье Круглянски ввел в обиход термин «когнитивное закрытие» («cognitive closure») — человеческое стремление к получению убедительного ответа на вопрос при очевидном отвращении к любому проявлению неопределенности.

Широко известно, что кремлевская однобокая «картина мира» транслируется российской аудитории не менее декады. Она «осела» в адресанте и стала весьма распространненым мировоззрением. Другой вопрос: остается ли таковой? Будет ли оставаться?

Согласно Круглянски, из, казалось бы, замкнутого круга информации (в России — пропаганды) есть выход: человек начинает вопрошать, думать и тщательно обдумывать в том случае, когда появляется некий внешний риск — например, наказание (уголовная статья). И чем оно строже, тем люди становятся более взвешенными, аккуратными и осторожными в своих суждениях, тем самым повышая уровень своей критичности и обдуманности своих решений. Таким образом, в некотором смысле «от обратного», Кремль своими репрессивными решениями дает все больше и больше поводов задуматься даже тем, кто раньше и не готов был ставить происходящее под знак вопроса. Не играет на руку властвующей элите и еще недавнее активное участие в глобальном мире: процесс «изоляции» от внешнего мира бьет и по экономике государства, и по уровню жизни граждан — лучше, очевидно, не становится. По этой же причине и сложно представить Россию образца нынешнего КНДР — людям есть с чем сравнивать и люди уже сейчас чувствуют, каково это быть отрезанными от передовых технологий, международных банковских систем и проч. При этом, ожидать, что в одночасье возникновение вопроса в умах российских граждан сподвигнет их на активное участие в жизни государства (во многом объясняется теорией спирали молчания), не приходится. И все же очень многое начинается именно с вопроса — из истории Парцифаля:

Вопрос! Всего один вопрос

Задать вам стоило, и круто

Все изменилось бы в минуту.

Вдобавок к репрессивному подходу Кремля по отношению к российскому обществу, кремлевские метания и противоречия, а также попытки залатать дыры в собственной реальности обнажают ее хрупкость и несостоятельность уже сейчас, не говоря о долгосрочной перспективе, а вместе с тем создают почву для роста осознанно недовольных. Чем сильнее и очевиднее будет выражен внутренний диссонанс у российских граждан, тем они активнее будут отторгать навязанную им картину мира, не сулящую светлого будущего и процветания. Это будущее уже сейчас в тумане, а последствия решений властных элит возвращается в родные уголки страны грузом 200, ранеными и искалеченными жизнями.

Чем дальше — тем ближе конец кремлевской «правды». Того недолговечного «мира теней», который постепенно разрушается умами своих создателей.

______________________________

1. Согласно двум ведущим политическим коммуникологам Сидни Краусу и Деннису Дэвису, «политическая реальность формируется репортажами массовой коммуникации, которые обсуждаются, изменяются и интерпретируются гражданами общества. Всеобщность этого процесса и составляет реальность» (из книги The effects of mass communication on political behaviour, 1976, стр. 211).

2. То, что Дэн Ниммо и Джеймс Комбс вложили в термин опосредованная политическая реальность (в оригинале — mediated political reality), где «политическая реальность» является продуктом многоуровнего и разнонаправленного процесса, а не продуктом прямого участия: наши представления сформированы сфокусированными, отфильтрованными, сфантазированными восприятиями целого ряда посредников (из книги Mediated Political Realities, 1983, стр.2).

3. Реальность, в которой люди живут, обусловлена идеологией. Она определяет, как человек понимает этот «мир», как с ним взаимодействует, что берет как данность, что есть здравый разум и так далее (из книги MediaMaking: Mass Media in a Popular Culture, 2006, стр. 206).