Вот уже как полгода — и с каждым новым днем — российские войска реализуют правительственную стратегию по самоизоляции государства: ушли и продолжают уходить из России ведущие поставщики товаров и услуг, отключены важнейшие банковские системы, на уровне выживания находятся многие ветви промышленной индустрии… Властные элиты утверждают, что к подобному они готовились заранее. Готовились или намеренно создавали все условия для тотальной самоизоляции?
На протяжении всей своей современной истории Российское государство, судя по многочисленным международным соглашениям и договорам, проектам и программам, считало себя частью глобального мира, а вместе с тем и процесса глобализации. Однако, после аннексии Крымского полуострова в 2014-м участие России в мировой интеграции резко затормозилось, а в последние месяцы и вовсе сложно представить Россию частью единого мирового сообщества — страна, занимающая шестую часть суши, словно оказалась на обособленном островке, мосты вокруг которого продолжают активно сжигаться.
Следовательно, возникает вопрос: какие стратегические возможности открывает перед Кремлем новый железный занавес? Ведет ли он к неограниченной власти и/или толкает ее к своему краху?
От санкций и до шантажа
Не может быть никаких сомнений, что введенные Западом санкции (на данный момент 7 пакетов таковых) в ответ на агрессию России в Украине серьезно пошатнули перспективы российской экономики, ударив по самым разным индустриям и областям, а также нашли свое заметное отражение в жизни простых граждан. Нашли и продолжают находить на самых разных уровнях – от бытовых до логистических.
Однако, за последние 8 лет санкции, как концепт российской пропаганды, были успешно обработаны кремлевскими СМИ, став в их руках неотъемлемой частью нарратива о враждебно настроенном Западе. Однобокость и однонаправленность освещения событий лишь подкрепляет этот миф, который, тем не менее, уже укрепился «в народе».
Например, о том, что санкции «были бы введены в любом случае», Владимир Путин заявлял спустя несколько дней после вторжения в Украину в марте этого года. Ничем не подкрепленное и ничем не подтвержденное утверждение президента разошлось через каналы правительственных медиа, подпитывая абстрактную идеологему об упреждающем ударе. Умалчивается лишь тот факт, что любая превентивная война является агрессивной войной, и международное право относит такие войны к актам агрессии. Впрочем, при опущенном железном занавесе международное право для России не закон.
Весьма противоречивой выглядит ситуация в международной торговле, учитывая ее тесно переплетенные бизнес-цепочки и принципы взаимного сотрудничества. Так, введенные санкции с целью сократить (а в идеале — остановить) финансирование Кремлем наступления в Украине наносят ущерб всем сторонам конфликта — прямым и косвенным. Помимо очевидных последствий санкций (например, высокой инфляции) и разрушенных либо замороженных деловых операций российское правительство «бряцает» санкциями в свою пользу, задействуя самый из очевидных рычагов давления — шантаж в рамках поставок энергетических ресурсов.
Красноречивым примером служит история с газовой турбиной. Германия, оказавшаяся под серьезным давлением из-за необходимости продолжать «газовый диалог» с Россией, буквально спровоцировала Канаду пойти на «временный и подлежащий отмене» отступ от собственных санкций (ряд политических лиц и экспертов расценили подобное решение как неприемлемое нарушение введенных санкций), чтобы доставить устройство на немецкую землю. Подобное развитие событий было встречено осуждением и негодованием со стороны Украины. Впрочем, транспортировка турбины все равно состоялась, и она прибыла в Германию. Ее долгого пребывания в Германии не планировалось, однако теперь российская сторона затормаживает ее возвращение в РФ, ссылаясь на ряд уже введенных санкций, а заодно зеркально отвечая на прошлогодние промедления Германии касательно судьбы «Северного потока — 2» (на момент написания статьи турбина до сих пор остается на территории Германии — прим. автора).
В некотором смысле санкции даже играют на руку кремлевским властям, готовым использовать режим «самоизоляции» для укрепления контроля внутри страны. Готовым использовать любые средства для дестабилизации мирового порядка и дестабилизации глобального мира. Российские провокации, попытки шантажа и эскалации конфликта демонстрируют, что властным элитам нечего терять и нечего бояться: если оторванность страны от глобального мира — уже данность сегодняшнего дня, то «дома», внутри своих территориальных границ, царит практически единое удовлетворение — согласно опросу «Общественного мнения», более 80% россиян поддерживают работу Путина. Естественно, природа этой цифры вызывает серьезные сомнения, поскольку в условиях жестокой репрессивной политики и де-факто военной цензуры реальная доля поддерживающих войну не может быть выявлена. «Народ безмолвствует», что вполне устраивает властвующую верхушку, которая может наслаждаться беспрецедентно низким со времён перестройки уровнем публичной критики и оппозиции.
Другой вопрос: насколько это «единство» будет прочным, если в долгосрочной перспективе последствия санкций станут невыносимым бременем граждан?
Движения в этом направлении предпринимаются: возьмем один из самых обсуждаемых вопросов августа — визовый. Согласно данным Левада-центра, в 2016-м загранпаспортом обладали 28% россиян, и нет никаких оснований предполагать, что эта доля стала ниже. Напротив, в первое полугодие 2022-го было выдано на 45% больше загранпаспортов, чем в аналогичный прошлогодний период. Таким образом, проблема потенциального шенгенского занавеса касается, по самым скромным расчетам, более 40 млн. россиян.
После российского вторжения в Украину ряд стран Евросоюза, среди которых Латвия, Литва, Эстония, Польша, Чехия, уже приостановил выдачу гражданам России шенгенских виз. Степень ограничений варьируется от юрисдикции к юрисдикции, единого видения относительно дальнейшей визовой политики в отношении россиян, как уже проживающих в Европе, так и посещающих Европу с туристическими целями, до сих пор нет.
При этом за последние три-четыре месяца россияне, несогласные с политикой Путина и войной в Украине, неоднократно выходили на улицы 30 стран мира. Эти россияне — люди, «занявшие однозначно антивоенную позицию» (из заявления Антивоенного комитета России), разделяющие общечеловеческие европейские ценности, ценящие демократию и свободу. «Визовая блокада» и сами разговоры на эту тему определенно подпитывают кремлевские медиа, неустанно вещающие о враждебно настроенном Западе, желающим ослабить Россию и изолировать ее граждан.
Так стратегию какой из сторон укрепит визовый занавес для россиян — властных элит России, развязавших войну, или Украины и Запада, противостоящих агрессии?
Олаф Шольц на встрече с представителями стран Скандинавии в очередной раз отметил: «Это не война российского народа, это война Путина», — также добавив, что принимаемые решения ЕС «не должны усложнять им [критикам режима] процесс обретения свободы и выезда из страны для спасения от диктатора в России».
Время «новых технологий»
Внешнее санкционное давление, как это формулируются в кремлевских источниках информации, существенным образом потрясло финансовый российский сектор, поставив перед банковскими структурами крайне хитро сплетенные задачи. Ситуация затронула всех без исключения: и государственные, и российские частные, и иностранные банки, а также и их клиентов. Отключение от международной платежной SWIFT-системы, нестабильный курс рубля, ограничения по снятию иностранной валюты, денежные переводы — все эти вопросы с конца февраля стали настоящим ребусом.
В то же самое время подобная изоляция укрепила роль ЦБ, наделив его практически неограниченной властью в отрасли, и даже позволила на некотором уровне создать искусственно оптимистичную картину — рубль укрепился в своих позициях по отношению к доллару и евро, темпы инфляции снизились. Однако валютная интервенция, проводимая Центробанком, свидетельствует лишь об отчаянных попытках исправить финансовую ситуацию таким образом, чтобы российский бюджет избежал непоправимых потерь.
Между тем, во многих индустриях потери неизбежны. Нынешний масштаб разорванных бизнес-цепочек совершенно иной, нежели в 2014-м году. В абсолютно новых реалиях оказались такие отрасли, как автомобиле- и авиастроение, фармацевтика, логистика, международная торговля. Возможно ли восполнить потери качественно и количественно? Возможно, проект по выпуску «Москвичей» прольет свет на этот вопрос — «вся страна ждет результатов».
Тогда же на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) Путин призвал не считать импортозамещение «панацеей», а двигаться в сторону новых технологических решений, способных задавать «новые международные стандарты».
Будто бы и не было никогда таких кросс-платформенных компаний, как Тинькофф Банк, СберБанк, «Яндекс» и др., чьи IT-продукты неизменно расширяли представления о современном бизнесе и его возможностях. Увы, последствия российского вторжения на территорию Украины свели на нет амбициозные и далеко идущие планы компаний. Дальнейшее независимое развитие в жестких, крайне политизированных рамках оказалось буквально невозможным, а значит необходимо было делать выбор. «Яндекс» и Сбербанк приняли условия, адаптировав свои продукты к новым реалиям. Олег Тиньков вынужденно продал свою долю в Тинькофф Банк после давления из-за его открытого высказывания против войны. В первые месяцы агрессии из российских компаний волнами уходили топ-менеджеры, в том числе и из-за санкций. Из-за них же, например, СберБанк в мае закрыл 70 своих отделений, а также «свернул работу» игорного подразделения SberGames.
В положении, когда планы видных бизнес-проектов России оказались отложены в долгий ящик, если не навсегда, государство воспользовалось ситуаций, протянув им «руку помощи». Так, например, «Яндекс», VK и Ozon получили «финансовую помощь» от правительства для погашения евробондов. Естественно, такая зависимость бизнеса от государства выводит правительственный контроль на новый уровень, порождая все больше рычагов для «обратных реверансов», а в отсутствии таковых — шантажа.
Работать в такой обстановке хотят не все. Показательно, что даже несмотря на утвержденные преференции, напряженная геополитическая обстановка привела к внушительному оттоку IT-специалистов, как признал глава МВД Игорь Зубов. По оценкам Зубова, сейчас «степень нуждаемости» оценивается в районе 170 тыс. специалистов.
Так называемая утечка мозгов — научных сотрудников, академиков, ведущих профессионалов в своих областях — будет неизбежной и в дальнейшем. Что еще опаснее: подобная самоизоляция России уничтожает саму суть научной среды. Без международного сотрудничества и программ по обмену опыта наука и образование превращаются в оружие, тем самым создавая проблемы, а не предлагая способы по их решению.
А потому создание «новых международных стандартов» в реалиях, где страна замыкается в себе, воспринимается как оксюморон.
Там, где нас нет
«Упреждающий отпор агрессии», продолжающийся уже более 6 месяцев, повлек за собой не только волну санкций и разрыв деловых отношений, но и, вполне закономерно, последующие исключения и приостановки членств РФ в международных организациях. Что едва выглядело закономерным — так это дальнейшая эскалация конфликта, вызванная Кремлем.
Те международные площадки, к которым у России оставался доступ, российская сторона покинула самостоятельно. Например, демонстративна вышла из Совета Европы (после получения ноты о приостановке прав в нем). Вице-спикер Госдумы Петр Толстой описал решение как «взвешенное и обдуманное». Подобный шаг ознаменовал правовой выход России из конвенций и протоколов СЕ, а также из-под юрисдикции Европейского суда по правам человека.
Фактически, прикрываясь «беспрецедентным санкционным давлением на Россию и ее граждан», МИД РФ оставил россиян, несогласных с политикой Кремля, наедине с правовой системой государства, исправно функционирующей на руку властным элитам. Всесторонний государственный контроль и отсутствие международной правовой оценки создают внутри страны необходимую, легко управляемою среду согласных или мнимо согласных.
Россия заявила и о выходе из Болонской образовательной системы. При этом формально российские вузы были из нее исключены — поводом послужило обращение Российского Союза ректоров с поддержкой военных действий на территории Украины. Естественно, многие из кремлевских политиков восприняли новость победоносно, лишний раз упомянув о советских стандартах. Другой точки зрения придерживалась профессор НИУ ВШЭ Ирина Абанкина, заявившая, что выход из Болонской системы — «значит обречь себя на полную изоляцию и непризнание».
Как мы видим, существует довольно много аргументов, свидетельствующих о том, что сегодняшняя политика Кремля поддерживает собственную изоляцию — самоизоляцию. Еще один наглядный пример — выход российской стороны из программы развития МКС после 2024-го. С приходом нового главы «Роскосмоса» Юрия Борисова были намечены цели по созданию собственной орбитальной станции! Не все эксперты относятся к таким планам с воодушевлением, утверждая о риске «разучиться летать в космос».
Существуют все основания предполагать, что в самом ближайшем будущем количество пресс-релизов или заявлений от тех или иных госструктур и корпораций о прекращении участия в международных проектах будет лишь увеличиваться. Среди предлогов будут встречаться хорошо заученные российскими PR-сотрудниками «приобретение новых, своих собственных передовых и перспективных технологий», призванных задавать тон на международной арене. Той самой, от которой Россия закрывается, опуская железный занавес. Обрывая важные связи — торговые, научные, политические, правовые и другие.
Подобные действия не ведут ни к прогрессу, ни к истине. Однако, они позволяют российским элитам консолидировать свою власть, свой контроль над общественной жизнью страны. Позволяют подчинять себе судебные и правовые институты. Позволяют распространять угодную государству повестку через кремлевские рупоры. А главное — позволяют безнаказанно подавлять неугодные и оппозиционные мнения, закрывая организации и площадки, манипулируя человеческим страхом перед тюремным сроком — лишением свободы.
Железный занавес — метафора отсутствия свободы. Надежный инструмент диктаторских режимов. Однако, диктаторские режимы, особенно тянущиеся десятилетиями, сопровождаются развитием партизанских движений, которые, приобретая народный масштаб, способны стать освободительной силой — возможным концом диктатуры. XX-й век видел не один подобный пример.
Безусловно, что «посадив» всю страну на самоизоляцию, кремлевский режим выигрывает время и гарантирует себе неограниченный ничем контроль, уничтожая внешние элементы воздействия и всячески подавляя внутренние.
Самоизоляция может решить ряд острых вопросов в краткосрочной перспективе, и российское правительство уже воспользовалось этим летом 2020-го, проведя в самый разгар пандемии один из самых противоречивых референдумов: более 20 млн подозрительных голосов, «обнуление» сроков В. Путина, электронный формат голосования, ограниченные возможности независимого наблюдения… Итоги «народного одобрения» оспорить было невозможно, так как во многих городах, как и в Москве, организация и проведение публичных мероприятий были запрещены в качестве необходимых мер по борьбе с коронавирусом. Впрочем, проведению референдума ничего не помешало.
В долгосрочной же перспективе самоизоляция целой страны будет естественным образом способствовать росту несогласных, особенно если качество жизни — или по крайней мере привычный образ жизни (до 24-го февраля 2022-го) — обычных россиян будет ухудшаться. Экономические предпосылки для такого сценария весьма реальны. И не только экономические.
Сможет ли путинский режим в таком случае удержать бразды правления страной?
Чтобы не быть многословным — ответ на этот вопрос прольет будущее. А вместе с тем обнажиться губительная сущность железного занавеса и не менее губительные последствия для кремлевских «стратегов», посягнувших на суверенитет Украины, на право украинского народа на самоопределение, на свободу собственного народа.