На протяжении последних лет, если не десятилетий, в риторике первых лиц российского государства мелькают исторические личности и события, подчеркивающие избранность русского народа и его «особую миссию» — пишется кремлевская версия прошлого. Однако, за этим прошлым скорее скрываются меркантильные интересы политических элит России, а вместе с тем оскорбленное эго Кремля. Так какие исторические нарративы служат оправданием сегодняшней кровопролитной агрессии, и каким образом российское правительство ввело монополию на историю?
Мифологический образ «исторической России» стал если не центральной, то одной из основополагающих — «скоростных» — линий кремлевской риторики, выстроенной вокруг податливых нарративов и легенд, о существовании (не говоря уже о правильности) которых знают, видимо, только избранные — российская политическая элита. Вот лишь некоторые из них:
- «Чтобы не допустить переписывания истории и вообще какого-либо переписывания, нам нужно быть самодостаточными, сильными во всех отношениях, и прежде всего в экономическом плане», — рассуждал В. Путин в 2020-м.
- «И кто бы ни пытался сейчас переписать страницы прошлого – правда в том, что советский солдат пришел на землю Германии не мстить немцам, а с благородной, великой миссией освободителя», — делился своими мыслями В. Путин в 2021-м.
- «Все цели, поставленные президентом России, будут выполнены. Иначе и быть не может, поскольку правда, в том числе историческая, на нашей стороне. Не зря же генерал Скобелев в свое время сказал, что только наша страна может позволить себе такую роскошь, как воевать из чувства сострадания», — заявлял секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев совсем недавно, в мае 2022-го.
Что не так с этими однотипными идеологемами, дублируемыми на разный лад в нарративах российских официальных лиц и кремлевской пропаганды, и почему они так активно используются?
Необходимо ли постоянно переписывать историю?
Было бы неверно полагать, что история пишется сама собой, а прошедшие события автоматически складываются в единую, понятную всем картину мира, которая бы не вызывала ни у кого никаких вопросов. Отнюдь. Известный историк, литературный критик и автор книги «Метаистория: Историческое воображение в Европе в XIX в.» (была переведена на русский спустя лишь 29 лет после публикации!) Хейден Уайт в своем фундаментальном труде подчеркивает, что произведения историков — это реконструкция исторической цепочки событий, где каждый историк выступает в роли автора, ведущего свое повествование по законам литературного произведения. Другим словами, события в произведении являются не более чем нарративными элементами, вокруг которых автор выстраивает рассказ и придает этим событиям тот или иной смысл.
«События встроены в рассказ (прим. — a story в оригинале) с помощью подавления или подчинения определенных из них и подчеркивания других, с помощью характеризации, повторения мотива, вариации тона и точки зрения, альтернативных описательных стратегий и подобного — если коротко, то всех тех техник, которые бы мы обычно ожидали найти в … романе или пьесе», — объясняет Х. Уайт в сборнике эссе Tropics of Discourse: Essays in Cultural Criticism (стр. 84).
При этом сама по себе история, будучи научной дисциплиной, не выносит никаких оценок и суждений, поскольку предметом ее интереса является хронология событий и закономерности исторического процесса. Историки же, изучая и критически анализируя источники информации, предлагают свое видение причинно-следственных связей событий, на основе которых они, события, начинают приобретать определенные значения. Однако, авторское представление о прошлом (при чем специалистов разного уровня компетенции) вовсе не истина в последней инстанции, а всего лишь одна из возможных интерпретаций хода истории или одного из его эпизодов.
Справедливо может возникнуть вопрос: «Что же из себя представляет учебник по истории?»
Учебник по истории — это повествование, исторический рассказ о «прошлой реальности», у которого есть свой автор. А у автора — свои предубеждения и взгляды, цели и задачи. Отрицание подобного авторства, выражаясь словами медиаиcследователя Джонсон-Карти, является «намеренной обфускацией идеологических измерений», то есть осмысленной попыткой отвергнуть любые идеологические мотивы.
Важно отметить, что в современном понимании исторической науки задача учебника по истории заключается во введении учеников в предмет дисциплины, в ее методологию и подходы, в принципы работы с источниками и др., а не в формировании представления о том, «как все было на самом деле». Впрочем, избежать идеологизации прошлого в автократических странах практически невозможно. Историку-марксисту М. Н. Покровскому принадлежит цитата, красноречиво утверждающая, что в руках идеологов «история […] ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет».
Именно поэтому критическое переосмысление прошлого видится одной из обязательных, а вместе с тем научных исторических практик. В этом смысле переписывание истории — естественный процесс поиска истины: получая доступ к доселе засекреченным архивным документам, дополняя или опровергая уже существующие толкования событий, историки изучают прошлое в непрерывном движении настоящего. Следовательно, воспринимать историческую перспективу — тем более относительно недавнюю — в качестве закрытой главы было бы большой ошибкой и весьма глубоким заблуждением.
Пожалуй, немецкий пример выглядит одним из самых показательных и прогрессивных: Германии пришлось не только признавать и преодолевать нацистский период своего прошлого, но и переосмыслять свою идентичность. Более того, Германия и в XXI веке продолжает открывать мрачные страницы своего колониального прошлого — резкий контраст в сравнении с историческим подходом, выбранным в Кремле.
Вид на «историческую Россию» из Кремля
В то время как истоки понятия «исторической России» позволяют отследить весьма радикальные метаморфозы в осмыслении этого концепта, «историческая Россия» в устах президента — политический аргумент, сформулированный Путиным в 2012-ом в авторской статье «Россия: национальный вопрос».
Вовсе не удивительно, что как раз-таки в 2012-м было воссоздано Российское историческое общество, которое, как отметил В. Путин в своем юбилейном обращении к РИО от 20 июня 2022-го, «объединило усилия государства, общества и профессиональных историков, направив их на формирование общероссийской исторической культуры, сбережение национальной памяти, популяризацию объективного исторического знания как на всероссийском уровне, так и в регионах нашей страны». Учитывая судьбу «Мемориала», мы едва ли можем воспринимать «объективное историческое знание» иначе, нежели надругательство над поиском того самого объективного исторического знания.
Все в той же поздравительной ноте Путин обосновывает военные действия в Украине «приверженностью исторической правде и уважительным отношением ко всем периодам нашего прошлого». С одной стороны, Путин апеллирует к излюбленной теме о восстановлении «исторической справедливости». С другой — заявляет об исключительном «праве на прошлое», тем самым не только посягая на территорию суверенного государства, но и в том числе на саму идею суверенности украинского государства.
Подробнее об этом президент России мнимо полемизировал в своей статье «Об историческом единстве русских и украинцев». В ней Украина напрочь лишена субъектности: Украина — это «проект “анти-Россия”», «плацдарм против России», «целиком и полностью детище советской эпохи». Путин не видит Украину самостоятельным государством, скорее — территорией, исторически скрепленной с Москвой, а значит подвластной Кремлю. Ведь Россия — правопреемник СССР, а распад самого союзного государства не что иное, как «трагедия». «Распад исторической России».
На этом зиждутся и притязания Путина на территориальную наследственность той самой «исторической России». В праве на возвращение земель и состоит «историческая справедливость», а вместе с тем «глубокое понимание правоты» развязанного Путиным «дела».
Об этом сам президент говорит предельно открыто, к этому сводятся многие из его исторических повествований, в этом, кажется, он видит свою миссию: «Судя по всему, на нашу долю тоже выпало возвращать и укреплять». Эта отсылка к Петру I, «ничего не отторгавшему», а «возвращавшему», недвусмысленно указывает на будущие планы по «возвращению» других территорий ныне суверенных государств, «оторванных» от своей исконно «уникальной цивилизации».
Ее уникальность, согласно В. Путину, заключается в мирном полиэтническом существовании «с русским культурным ядром». Между тем, ее угроза, опять же следуя путинской логике, кроется в сепаратизме. Другими словами, вся тысячелетняя история России служит надежными «скрепами», прочно связывающими прошлое, настоящее и будущее «исторической России». В то же самое время права на самоопределение у разных этнических народов России нет, так как «выбор русского народа» уже сделан; любые попытки истолковываются как подстрекательство и провокацией. А потому, защищая историческую Россию, Путин защищает и русский народ, и его «выбор», и даже нечто большее — «государство-цивилизацию». Защищает от кого?
От коллективного Запада, от НАТО, от недружественных стран, от «сформированной США империей лжи» и теперь от «национал-предателей»… Во главе всех угроз — Соединенные Штаты.
Ведь «этот самый коллективный Запад и есть прямой зачинщик, виновник того, что сегодня происходит». «Зачем США организовали переворот, а страны Европы — безвольно его поддержали, спровоцировав раскол в самой Украине и выход Крыма из её состава?» — цинично подменяет понятия президент, исключая какую-либо роль российского государства в украинском кризисе и последующей аннексии крымского полуострова.
Историческая Россия Путина — это оплот традиционных ценностей. Это метафизическая сила, призванная противостоять коллективному Западу. Это особый путь, определяющий избранность русского народа. Это продолжательница византийской цивилизации. Это «Третий Рим».
Но эти фреймы выстроились ни сегодня и ни вчера. Усилиями бывшего министра культуры Владимира Мединского и по прямому указанию президента, начиная с 2014-го (!), подход к истории в школах претерпел невообразимый сдвиг в сторону прославления настоящего и избавления от критического осмысления прошлого. Так, издание Проект.Медиа в марте 2022-го опубликовало свой подробный сопоставительный анализ учебников до и после Мединского. Фундаментальные претензии сводятся к периоду советской власти, а вернее к преуменьшению жестокости сталинской эпохи и воспеванию доблестного настоящего — современной путинской России, переживающий новый рассвет.
Новый рассвет активно воспевается через кремлевские «рупоры», распространяющие идеологические сказки и небылицы. Кажется, чем радикальнее способ, тем надежнее: тут и оскорбления Владимира Соловьева, и полный абсурд Дмитрия Киселева, и ностальгические нотки Маргариты Симоньян о былом величии СССР и даже Российской империи. Впрочем, нового их «сообщения» ничего в себе не несут — лишь исправно дублируют инструкцию по применению, сформулированную сверху — из Кремля.
Таким образом, в кремлевском дискурсе «историческая Россия» — это политизированный аргумент, обосновывающий притязания российского правительства на территориальное, культурное и политическое наследие «большой России». Это политическая идеология, подчеркивающая величие и особенность «русского мира» и его роль в метафизическом противостоянии с вражеским коллективным Западом. Это фаталистический ход истории с предопределенным человеческим выбором.
Монополия на историю как форма цензуры
Как и во многих других аспектах человеческой жизни в современной России, поиск истины в вопросе российской истории — плод запретный, а потому запретны и любые альтернативные мнения, способные подорвать прочность «исторического величия» русского народа. О необходимости борьбы за «свою» версию прошлого Путин заявлял неоднократно в 2020-м и 2021-м годах на встречах разного уровня.
Еще один шаг к контролю над историей был сделан летом прошлого года, когда в Конституцию России «своевременно» были внесены поправки о недопустимости фальсификации истории. Та самая своевременность, о которой говорил Сергей Лавров, возможно, связана с определенной прогрессией, наблюдавшейся в последние годы: количество судебных дел стало увеличиваться (подробнее в статье «Как в России судят за «фальсификацию истории»: доклад «Агоры»). Отметим, что оригинал доклада международной правозащитной группы «Агора» за 2018-й уже недоступен, а сам сайт «временно закрыт по техническим причинам».
По тем же самым причинам «закрыт» и «Мемориал», на протяжении десятилетий занимавшийся вскрытием самых болезненных эпизодов советской эпохи с целью «восстановления исторической правды и увековечивания памяти жертв политических репрессий тоталитарных режимов» (из Устава Международного Мемориала). Комментируя ликвидацию «Мемориала» изданию DW, Эрнст-Йорг фон Штудниц, бывший посол ФРГ в России, действия Верховного суда РФ (и всего что за этим судом стоит) назвал попыткой «откреститься от своего прошлого — дурного, печального, отягощенного виной — способом, который с точки зрения долгосрочной исторической перспективы России не может считаться успешным».
Исторические перспективы России с нынешним подходом выглядят весьма мрачными. Переосмысление прошлого преследуется, историзм уходит в тень фатализма, а существующие факты складываются исключительно в угодную властным элитам картину мира.
И в этой картине «русского мира» выбора у человека нет: либо его уже давно сделал русский народ прошлого, либо его делает «помазанник божий» настоящего.